Если не знать ромуланского, спряжения их неправильных глаголов и впрямь могли сойти за какую-то разновидность вулканского мата, а Леины собеседники ромуланского, конечно, не знали. Сорел посмотрел на неё с укором, но ничего не сказал. В последнее время ему было не до нотаций, да и на простые разговоры сил оставалось всё меньше и меньше. Смена жаркой и влажной атмосферы на поверхности земли на холодную и влажную под ней же сказалась на его самочувствии самым прискорбным образом; но он упорно продолжал делать вид, что с ним всё в порядке… пока не грохнулся в обморок на излёте очередного воспитательного монолога, в котором выговаривал воспитанникам за упаднические настроения и отсутствие веры в светлое будущее. С тех пор прошли уже целые сутки, но насмерть перепуганные курсанты запретили ему мерять шагами камеру, обязав Лею всё время сидеть рядом на тот случай, если ему вновь вздумается изображать здорового. Он бы и рад, но, стоило ему только оторвать голову от того, что долженствовало изображать собой матрас, как пол, стены и потолок начинали вращаться вокруг него с устрашающей периодичностью.
Сорел злился, но молчал. Да и что он мог сказать? Его положение и без того было крайне унизительным, только жалоб ещё и не хватало для полного счастья. Между прочим, мы говорим о вулканце, мрачно подумал Сорел. О ярком образчике вулканского стоицизма. Нет, жаловаться, конечно, не на что. Ничего не болит, умру спокойно, насчёт отца так ничего и не выяснил, детей завести не успел, «Венлинар» до конца не прочитал, Сторну должен двести кредов, курсанты сойдут с ума от ужаса, Лея кого-нибудь придушит с горя… а так всё нормально. Какие мелочи.
Сорел с ужасом осознал, что ему хочется завыть. Причём выразительно и в голос. Так, чтобы те клингоны, что четвёртые сутки дежурят под дверью их камеры, одномоментно поседели и скончались от ужаса. Ещё никогда собственная жизнь не казалась ему столь незначительной и пустой.
— Прекрати немедленно! — прошипела сидящая рядом Лея, однако не в её силах было вывести мужа из столь мрачного подведения жизненных итогов.
Лея и сама прекрасно умела впадать в депрессию, причём делала это обычно умело и со вкусом; окружающие просто на стены лезли; но если уж самоедством начинал заниматься Сорел, это всё… финиш.
Поздно сообразив, что невольно заставил свою жену выслушать все эти невесёлые размышления, Сорел смутился и попытался поставить между их сознаниями временный блок. Лея молча показала ему кулак, приказывая не тратить силы на идиотское соблюдение этикета. Всё равно испортить настроение больше, чем это уже сделано, ты не в состоянии, а исправить его, так или иначе, нечем, так что лежи спокойно и не выделывайся. Неужели ты думаешь, я не смогла бы поставить блок сама, если бы в том была хоть какая-то необходимость?!
Вместо ответа Сорел сжал пальцы её руки и снова закрыл глаза. Убедившись, что он заснул, Лея тихо встала на ноги и подошла к мальчишкам, которые, как выяснилось, уже давно забросили своё малопродуктивное занятие и во все глаза пялились на разворачивающуюся перед ними эпическую драму в стиле модерн.
— Вот чёрт, — буркнул Серёгин, отбрасывая книгу в сторону. — При всех прочих равных обстоятельствах на меня никто так не смотрит. И почему я не вулканец?!
— Ну, я вулканец, — пожал плечами Сэлв. — А толку-то?..
Оба невесело усмехнулись, глядя на сидящую перед ними девушку. Та смотрела куда-то сквозь них, в сторону двери, нервно переплетая потемневшую от влаги косу.
Первым догадался Сэлв.
— Они…?
— Да, — ответила Лея. — Они уходят. Что-то происходит. Не могу понять, что именно.
— Обеденный перерыв? — предположил Ваня, забыв о платке и вытирая нос рукавом.
— Тихо…
В повисшей тишине все ясно услышали какие-то скребущие звуки за толстой металлической дверью, затем раздался глухой удар. Снова скребущий звук, и снова удар. И так далее, словно бы кто-то выкладывал вдоль толстой металлической двери…
— Кирпичи! — воскликнула Лея. — Они закладывают дверь кирпичами!!!
— Что ж, — усмехнулся Сэлв. — Видимо, даже стальная дверь не кажется им достаточно крепкой, когда за ней находимся мы.
— Уроды, — Ваня пожал плечами. — Они хотя бы представляют, что сделает с ними Федерация, когда найдёт здесь спустя несколько месяцев неунывающую четвёрку зомбей?..
— В том-то и дело, что не найдёт, — Сэлв с досадой поскрёб трёхдневную щетину на подбородке. — Для чего, ты думаешь, они нас тут замуровывают? Нет тут никакой двери, и не было никогда.
— Да уж, — Ваня с нескрываемой завистью уставился на Сэлва — если тот ввиду своей небритости окончательно приобрёл вид рокового мачо из дамского журнала, то у самого Серёгина на физиономии пробивалось нечто настолько рыжее и неприличное, что впору было повеситься от позора. — Эх, знала бы мама, для какой скорбной участи она растила своего единственного сына!
— Отставить хоронить себя заживо, — внезапно произнёс вроде бы спящий Сорел. — Это явно преждевременно.
— Сорел совершенно прав, — Лея встала на ноги и подошла к двери, прислушиваясь к тому, что происходило снаружи. — Нам пора домой.
— И как мы, по-твоему, отсюда выберемся? — воскликнул Ваня. — На крыльях любви?!
— Практически, — Лея провела ладонью по металлической поверхности двери, словно бы выискивая в ней уязвимые места. — Ты только, Серёгин, особо не распространяйся о том, что здесь увидишь, и всё у тебя в жизни будет хорошо… просто прекрасно.
— Ну, начинается! — недовольно произнёс Сэлв.
— Что начинается?! — поинтересовался Ваня.
— Я запрещаю! — Сорел приподнялся на одном локте, возмущённо глядя на Лею. — Ты хотя бы представляешь, сколько народа придётся положить, чтобы отсюда выйти?!
— Как выйти? — Ваня терпеть не мог быть не в курсе происходящего, а то, что сейчас происходило, было именно из области того, в чём он никак не мог разобраться.
— Уймитесь оба! — разозлилась Лея. — За кого вы меня принимаете? Если бы я хотела уйти так, я бы сделала это ещё четыре дня назад, не дожидаясь, пока вы, все трое, переоборудуете эту камеру в то, что Эван обычно называет скорбным лазаретом. Ближе к ночи они уйдут, тогда и начнём, ясно?!
— Это опасно, — выдохнул Сорел. — Ты можешь не справиться.
— Всегда было опасно, — не согласилась Лея, заставляя его лечь обратно. — И всегда будет. Ну, а если не справлюсь… что ж, два раза не умирать.
— Согласен, выбор у нас невелик, — не уступал Сорел. — И на Андоре это сработало. Но тогда рядом с тобой была Эван, а кто тебе поможет здесь? От меня в таких вопросах пользы немного. Хочешь поспорить?
— Не хочу, — буркнула Лея, закрывая лицо руками. — Я вообще терпеть не могу, когда ты прав.
Сорел сочувственно погладил её по спине и вновь закрыл глаза — разговор отнял последние силы.
Иван подошёл к двери и прислонился к цементной стене, засунув руки в карманы.
— Смотри-ка, — он с удивлением подбросил в руке кусочек прозрачного пластика, который вынул из кармана. — Это же Айлов кристалл! Я про него уже и думать забыл. По-моему, пора послушать, что они там насочиняли на досуге.
После этих слов он зарылся в свою спортивную сумку. Спустя минуту яростных археологических изысканий оттуда был извлечён изрядно потрёпаный плейер. Немного повозившись с настройками, Ваня опустил в него свою находку, после чего в полумраке нарисовался яркий конус света, в котором постепенно обозначилась фигура Айла.
— …Ну, что я могу сказать, ребята, — безо всякого вступления начал он. — Если уж вы вспомнили о нас, значит всё действительно плохо. Вы либо находитесь в полной изоляции, либо удираете от наседающих на звездолёт новых лучших «друзей» по мирному договору… либо сидите в каком-нибудь тёмном сыром подвале в ожидании смертного приговора.
— Надо же, — пробормотал Сэлв, — какая проницательность.
— Вот тут Эван хочет что-то сказать, — объявил Айл и исчез из светового конуса. Спустя мгновение там появилась Эван.
— Лея, я знаю, ты злишься. Не спорь, я прекрасно помню, как это бывает, если речь заходит о тебе. Не спорю, в последнее время ты здорово научилась контролировать свои чувства, но сами чувства-то от этого не изменились!..
Лея молча сложила руки на груди, в упор глядя на изображение сестры, забывая, где она находится, и кто её окружает на данный момент.
— Догадываюсь, что именно сейчас ты собираешься крушить стены и черепа… знаю, ты никогда не стала бы делать этого исключительно ради своего удовольствия. Раз собираешься — значит, надо. Я не стану тебя отговаривать. С моей стороны будет только одна просьба — никаких эмоций, ладно? Относись к этому, как к ремонту спидера. Всего лишь технический процесс на уровне межмолекулярных связей и поверхностного натяжения. Ничего больше. А главное — не бойся. Когда ты боишься, у тебя всё из рук валится. И, главным образом, на Сорела… — Эван хихикнула. — Ну всё, теперь действуй. И да пребудет с тобой Великая Сила!..
